Партийный работник должен быть мастером. К 102-летию Галины Утюжниковой

Галина Ивановна Утюжникова – уникальный человек и, безусловно, легенда нашего города. Мудрость, с которой она отвечает на вопросы молодых поколений, поражает: «Мы работали. Спали по 3 часа в сутки и работали. Это единственное, что нужно делать, когда тяжело».



Она – пенсионерка союзного значения, труженица тыла, удостоена ордена Трудового Красного Знамени, а также награждена медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», «За освоение целинных и залежных земель», «За трудовую доблесть», «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», «30 лет Победы в Великой Отечественной войне». В настоящее время является членом Всероссийского общества инвалидов. Галина Ивановна пишет статьи и следующую книгу в ноутбуке, а также осваивает интернет, например, просмотрела весь декабрьский Съезд КПРФ в YouTube.


С Валентином Распутиным. Фото из семейного архива

С Семёном Николаевичем Щетининым, первым секретарём Иркутского обкома КПСС в 1957-1968 годах была знакома не понаслышке, они работали бок о бок. В книге «Семён Щетинин. От Донбасса до Байкала» беседе с Галиной Николаевной посвящена целая глава. Представляем вам этот интересный рассказ от первого лица.



***
– Кем должен быть партийный работник? – переспросил Щетинин Утюжникову. И ответил: – Мастером. Помните, как Горький сказал, что писатель должен быть мастером человеческих душ? А партийному работнику нужно становиться мастером в деле, за которое берётся, иначе авторитета у народа он не заработает. Бездельники на партийной работе не нужны!

Так закончился первый разговор Галины Ивановны Утюжниковой с Семеном Николаевичем. Разговор не очень приятный, и, наверное, поэтому все последующие годы совместной работы с Щетининым она старалась доказать, что кто-кто, а уж она – совсем не бездельница, а мастер.

– Я работала инструктором отдела пропаганды и агитации обкома партии, когда к нам прислали, в порядке укрепления руководства, группу партийных работников. В их числе был Семен Николаевич Щетинин – человек, на первый взгляд, суровый, неулыбчивый, – вспоминает Галина Ивановна Утюжникова.

– Мы, старики, так сказать, – не по возрасту, конечно, – боялись, что сразу начнутся чистки, нас не оставят в аппарате, но этого не произошло. С каждым из нас знакомились отдельно, и уж потом делались выводы. Сразу скажу, никого не уволили, подбор кадров при Алексее Ивановиче Хворостухине, прежнем первом секретаре, был на высоте.

Моё знакомство с Семеном Николаевичем состоялось при довольно глупых обстоятельствах. Тогда по ночам партийные и советские работники дежурили в приёмной обкома, и я в очередной раз пришла на дежурство, на смену Сергею Нарышкину, в то время заведующему облоно. Сергей недавно вернулся из Куйтунского района, куда выезжал уполномоченным на посевную. Существовала у нас ещё и такая обязанность, и мне через день тоже нужно было отправляться в этот же район.

Сидим, разговариваем, и не заметили того, что Щетинин прошёл в свой кабинет – не через приёмную, а из коридора. Семен Николаевич всегда работал вечерами, иногда до поздней ночи, Телефонных аппаратов у него на столе тьма-тьмущая, часть – прямых, для правительственной связи, и дежурные должны были слушать, не позвонит ли кто, поэтому двери из приёмной в кабинет держали открытыми в отсутствие хозяина.

– Поделись опытом, что нужно делать на посевной, – прошу я Сергея.

– Ну какой у меня опыт? Что я знаю-то?

– Хотя бы основное, – не отстаю от Нарышкина. – Вот подъеду я к трактористу, что я ему скажу? Надо ему что-нибудь говорить или не надо?

– Самое главное запомни, – учит Сергей, – говори: «Паши глубже».

Я расхохоталась. Тут звонок. Смотрю: звонок-то от Первого!

– Семен Николаевич, я слушаю!

– Зайдите ко мне.

– Как?! А Вы где? – Я же не думала, что он сидит в своём кабинете.

– Так я у себя. Заходите вместе с Нарышкиным, пока он не ушёл, «ответственный дежурный»!

Пошли мы. «Ой, – думаю, – сейчас будет стружку снимать...»

– Ну как же так, вы, работнички мои, – говорит Семен Николаевич, – как же вы едете на посевную, если ничего не знаете? Нет, так дело не пойдёт. Не только пахать глубже надо там.

Наутро собирает совещание аппарата, нас с Нарышкиным на смех поднял. Потом говорит:

– Орготдел, вы для чего посылаете в командировку людей, которые ничего не понимают в том, что должны делать? Вот для чего эта девочка поедет завтра в Куйтунский район пыль хлебать? (А я тогда ещё молодая была, да и выглядела несолидно.) Если мы посылаем их, тогда давайте инструктаж проводить будем.

Сразу после этого совещания в обком стали приглашать специалистов, и те нас на конкретных примерах учили: сколько на квадратный метр надо семян, как должны распахиваться обочины, как проверять качество вспашки поля... Ещё мы должны были следить, не воруют ли семена и корма, вовремя ли доярки выходят на утреннюю дойку, там ли пасут пастухи, и не спят ли они... Помню, осваивали квадратно-гнездовой метод посева. Повезли всех в Хомутово, а Борис Евдокимович Щербина, секретарь обкома, человек симпатичный и весёлый, обратился к нам, идеологам:

– Женщины, захватите, у кого есть красненькое что-нибудь, квадратненькое.

А у меня игольница бархатная была, красная, с красным бантиком, красивая такая! Я её с собой взяла, отдаю Борису Евдокимовичу. Он посмотрел:

– Жалко такую красоту портить! Ну, ладно, раз другого ничего нет, будем с её помощью учиться. По размерам в самый раз подходит.

Так с помощью моей игольницы все наши женщины освоили квадратно-гнездовой метод посева. Почему я говорю о женщинах? Да потому, что идеологами тогда работали практически только они, мужчин недоставало, ими пополняли отраслевые отделы, тоже до той поры сплошь женские.

... После того, как я вернулась из Куйтунского района, Семен Николаевич вызвал меня для беседы: расспросил, что делала в командировке, поинтересовался, откуда я родом, какая у меня семья, какие книги читаю. И дал задание, я так думаю, с целью проверки моих деловых качеств. Направили нас с Ниной Петровной Сверковской, она из строительного отдела была, в Усолье, подготовить на бюро обкома вопрос о том, почему базирующийся там трест «Востсибтяжстрой» плохо строит жильё. Нина Петровна поехала бригадиром, а я заместителем бригадира. (Тогда любую группу, выполняющую совместное задание, называли бригадой.) Подготовили мы вопрос на бюро, перед слушанием Щетинин сначала побеседовал с Ниной Петровной отдельно, затем со мной. Похвалил нас. Дальше, уже меня одну, отправил в командировку в Черемхово, там взрывники отставали от графика, нужно было выяснить причины.

Вернулась уже с готовыми рекомендациями. Щетинин удивляется:

– Откуда Вы вообще о шахтёрах знаете?! Тем более о взрывниках!

Объяснила Семену Николаевичу, что во время войны работала инженером по труду и технике безопасности треста «Востсибвзрывпром», а мой первый муж, отец моей дочери, погибший на фронте в 43-м году, был главным инженером треста, поэтому я всегда старалась вникнуть в общеуправленческие проблемы. Тогда Щетинин дал мне задание написать статью в «Восточно-Сибирскую правду» – о Черембассе в целом, Статью опубликовали, мои рекомендации легли в основу постановления бюро по этому вопросу, и Семен Николаевич меня похвалил.

Затем я успешно выполнила еще несколько подобных заданий Щетинина, и меня направили на самостоятельную работу: сначала секретарём по идеологии, затем вторым секретарём Сталинского райкома партии города Иркутска. Обязательной была четырёхгодичная ротация кадров, поэтому 25 ноября 1962 года утвердили вторым секретарём уже Кировского райкома партии, я стала членом обкома, но через два месяца судьба снова сделала крутой поворот.

Семена Николаевича Щетинина вызвали в Центральный Комитет партии, и из Москвы он вернулся первым секретарём сельского обкома. Павла Борисовича Кацубу назначили первым секретарём промышленного обкома, без приглашения в ЦК. Пока Семен Николаевич отсутствовал, Павел Борисович успел скомплектовать свой аппарат, поэтому Щетинин оказался как бы у разбитого корыта. Он, конечно, возмутился.

– Мне дали полное право на село взять лучших, опытных людей, разве могу я сейчас из села комплектовать непроверенные кадры?!

Кацуба был младше Щетинина, да к тому же очень его уважал – без всяких возражений отдал всех, кого выбрал, в их числе была и я, и 24 января 1963 года меня утвердили заместителем заведующего идеологическим отделом Иркутского сельского обкома партии.

Собрал нас, всех «старичков», наутро Семен Николаевич, посмотрел хмуро, вздохнул:

— Ну что же поделать, товарищи, надо работать. Я в ЦК до слёз доказывал, что это неправильное решение, что нельзя разделять серп с молотом, что негоже партийную работу подменять хозяйственной. Мы ведь и в сельском хозяйстве немало сделали в последние годы. Меня даже вообще не хотели утверждать. Потом, после вмешательства Алексея Николаевича Косыгина, всё-таки утвердили. Алексей Николаевич поручился за меня перед новой командой ЦК, напомнил о грандиозных свершениях в Иркутской области за предыдущее пятилетие, высказал уверенность, что мы и сельское хозяйство поднимем на должную высоту.

Поднимали мы сельское хозяйство, я вам скажу, очень своеобразно. 3а каждым сотрудником обкома закрепили определённые районы, и мы в этих районах практически жили безвылазно. Сам Щетинин, похоже, из машины не выходил – мотался по хозяйствам. Он потом как-то говорил, что каждый камень в каждом селе знает. Конечно, Первый и раньше в районах бывал, но не так часто: грандиозные стройки требовали огромного внимания. Сейчас, по прошествии десятилетий, я думаю, что нам повезло, что к руководству партийной организацией области пришёл Семен Николаевич. С другим, менее целеустремлённым командиром, мы бы никогда не совершили этот поистине исторический прорыв. Посмотрите, и село в области в конце концов настолько поднялось, получило такой мощный толчок в промышленном развитии, что и в наступившие лихие времена не утратило основных своих достижений.

К тому же наши должностные обязанности с нас никто не снимал, и, если я отвечала за сеть политпросвещения, то за эту работу в плановом порядке обязательно регулярно отчитывалась. Так что, кроме «своих» районов, приходилось посещать и другие, в области не осталось для нас «белых пятен».

Для начала всех направили по отстающим хозяйствам с наказом Первого; «Пока не наладите работу, домой не возвращайтесь». Меня послали в колхоз, расположенный в Золотой Степи в Бурятском национальном округе. Сейчас это место затоплено Братским морем, а тогда там располагалось достаточно крупное, но дышащее на ладан хозяйство. 25 дойных коров, от каждой из которых получали по два – два с половиной, максимум, литра молока.

До сих пор иногда снится... Проснёшься, и удивляешься: как это сил хватило справиться?!

***
Родилась я в 1922 году. Отец мой был сыном атамана Забайкальских пограничных казачьих войск, и в связи с этим матери пришлось развестись с ним, чтобы не выселили. Мы с братом остались с матерью, а деда, отца и пятерых его братьев расстреляли. После окончания семилетки в 1938 году я поступила в техникум, вскоре вышла замуж, родила, но учёбу не бросила. Наше поколение стремилось к знаниям, кто выжил – обязательно получал образование. Я к чему вспомнила свою биографию? Отправляя в отстающее хозяйство, Семен Николаевич сказал: «Ты из села, тебе нетрудно будет разобраться в обстановке. Что хочешь делай: доярок подменяй, корма добывай, но чтобы надои подняла!»

Возразить я не посмела, хотя в привычном понимании сельской жизнью никогда не жила, даже коров не умела доить: мама с оставшимся бедняцким хозяйством сама справлялась. Да что там? Надо – значит надо. И никакого, подчёркиваю, внутреннего сопротивления, только убеждение, что всё по силам, со всеми трудностями справишься. А подоить корову совсем нетрудно оказалось, посмотрела, и с первого раза получилось, наверное, генная память отозвалась.

Кинулась в работу, как в бой. Поначалу нелегко пришлось: на утреннюю дойку и половина доярок не выходили, личные подворья для них важнее были. На ферму после обеда являлись. А у каждой в группе по 12 коров некормленых и непоеных, и все эти группы я на себя взяла. Смотрели как на дуру: приехала из города начальница, а чёрным тяжёлым трудом не гнушается, живёт на ферме, когда спит, неизвестно, по ночам по деревне бегает, пастухов гоняет, чтобы стадо не бросали.

Две недели так прошло, надои по ферме до четырёх литров возросли, вот тогда я им и устроила образцово-показательную порку! Руководители-коммунисты, все сплошь мужики, вели себя как ханы бурятские. Национальный вопрос, никуда не денешься, – уважают только силу, которая при должности портфельной. Я им и портфель продемонстрировала, то бишь о своих полномочиях рассказала, и документы ЦК наизусть процитировала, ну, и попугала немного, не без того. Мой второй муж, с которым мы больше шестидесяти лет живём в любви и согласии, подполковник милиции, фронтовик, Василий Александрович Столбов – известный был в области человек. Школу милиции, которую он возглавлял, до сих пор в народе «столбовкой» называют, уже наверняка не догадываясь, отчего это прозвание произошло. Тогда Василий Александрович в УВД работал, и сотрудники управления тоже из командировок не вылазили.

В месяц пять дней дома, остальные в отъезде, иногда только в командировке и встречались. Вот и на этот раз муж сообщил по телефону, что выпросился на неделю в округ, а значит обязательно заедет. От собрания, конечно же, я сообщение не утаила. Не знаю, что подействовало на колхозных руководителей, скорее всего, все мои действия плюс информация, в совокупности, но уже на следующее утро ни одна доярка не пропустила утреннюю дойку, на скотный двор начали завозить корма, а пастухам ещё и подпасков назначили. Понятно, что сразу кардинальных изменений не происходило, случались еще срывы, но главное совершилось: надои поднимались, хоть медленно, но верно. Домой меня отозвали через два с половиной месяца, первой из аппарата, когда в ежедневных сводках из хозяйства показатель надоев молока от каждой коровы стал стабильным — не ниже семи литров, увеличиваясь порой до заветных десяти литров.

– Даже сеть политического просвещения стала доить больше, чем мы намечали, – как обычно, с юмором подводил итоги командировки на собрании актива секретарь обкома Борис Евдокимович Щербина. – Кружки также работают, постоянно действующие семинары политпросвещения действительно действуют, все налажено, так что берите пример, товарищи, с Галины Ивановны.

Не скрою, слышать мне это было очень приятно. Впоследствии, когда работала заведующей отделом культуры обкома партии, уже без Щетинина, частенько вспоминала давешние события, проецируя их на новые обстоятельства: например, при строительстве музыкального театра день начинала в шесть утра с посещения стройки и досконального изучения дел на месте. Если требовалось, организовывала помощь, при необходимости применяла и меры административного воздействия. Зато театр не превратился в долгострой, как многие предсказывали.

После той командировки за мной закрепили два района Усть-Ордынского Бурятского национального округа – уже как знатока местных обычаев и настроений, хотя я всегда считала, что уважать культуру и обычаи отдельных народов единой страны нужно до определённых пределов. Законы и правила поведения в одном государстве должны быть одинаковыми для всех. По-моему, похожую позицию в национальном вопросе занимал и Щетинин.

Каждый раз, возвращаясь из Москвы, Семен Николаевич сетовал на то, что Госплан предназначенные для области ресурсы постоянно урезает. «Все отдают республикам, а Сибирь не хотят укреплять!» – жаловался он в сердцах. Тем более, в Сибири традиционно происходило перемешивание всех и всяческих национальностей, о выходцах из Сибири в Центральной России говорили однозначно: «Сибиряки». Так же, как за границей, все мы были просто «советские люди». В том же округе этнические буряты не составляли и 50% населения, зато руководителями назначали только их, и спрос с них был меньше, чем с прочих, непонятно, почему. Талантливых людей и превосходных специалистов среди бурят нисколько не меньше, чем среди других народов. Именно такими соображениями я руководствовалась при работе со «своими» районами и, наверное, поэтому всегда находила общий язык с товарищами из округа.

Не нравился мне только секретарь окружкома Болдонов, вернее, не он сам, а то, как не берег кадры. К тому времени я уже давно поняла, насколько обманчива суровая внешность Щетинина. Семен Николаевич оказался очень внимательным и изначально душевно расположенным к людям человеком, поэтому не побоялась, попросилась специально на приём.

– Семен Николаевич, вот Вы с виду такой суровый, а Болдонов, наоборот, мягкий, улыбчивый, но почему вы так по-разному к людям относитесь? – выпалила с ходу. – Вы ему, пожалуйста, подскажите, что так нельзя!

– Он Вас чем-то обидел? — удивился Щетинин.

– Нет, не меня. Я присутствовала на четырёх заседаниях бюро у него, и на каждом прозвучала формулировка: «Исключить из партии, снять с работы, отдать под суд!» Двух председателей колхозов, одного бригадира и одного секретаря партийной организации мы лишились таким образом. Конечно, все они не без греха, но не до такой же степени. Поругать, и пусть работают, исправляют свои ошибки. Я Болдонову об этом сказала, так он отмахнулся буквально от меня, слушать не захотел. Вас-то он послушает, никуда не денется! Вы ведь ни одного ещё председателя под суд не отдали!

– Да, председатели в некоторых районах у нас меняются как перчатки, – в обычной своей манере, отстранённо произнёс Щетинин и перевёл разговор, начал расспрашивать, как я собираюсь создавать сеть политинформаторов на колхозных фермах.

Наверное, мое обращение совпало с мыслями Первого, так как Болдонова вскоре направили на другую работу, а к председателям колхозов секретари райкомов стали относиться более трепетно, что ли, естественно, по указанию Щетинина, потому что с тех пор ни одного (!) руководителя хозяйства не отдали под суд, хотя некоторых, на мой взгляд, нужно было наказывать, возможно, не так сурово...

Обкомы через год снова объединили, и Семена Николаевича Центральный Комитет партии оставил первым секретарём, так как успехи сельского хозяйства области оказались несомненными: и в животноводстве, и в растениеводстве объём производства продукции увеличился почти вдвое. Проверяющих комиссий на нашу голову, вернее, на голову Шетинина, было не сосчитать, но никаких крупных нарушений они не нашли. Решение же масштабных индустриальных проектов замедлилось, поскольку некому их стало «продвигать» в правительстве с прежним напором. Так что меня иногда посещает крамольная мысль: может быть, то разделение происходило всё же во благо? Партийное руководство страны обратило направленное внимание на проблемы сельского хозяйства, и, прежде второстепенные, они таким образом приобрели первоочередное значение. Нельзя рассказывать о светлых идеалах построения коммунистического общества полуголодным людям!

– Сельское хозяйство нужно поднимать: необходимо механизировать и автоматизировать тяжёлый труд на животноводческих фермах, создавать на селе новые производства по переработке продукции, внедрять культурное земледелие. Мы должны помочь селянам благоустроить жизнь, и мы способны сделать это. Мы, коммунисты, за всё в ответе, – говорил Семен Николаевич 30 декабря 1964 года, когда собрал новый аппарат общего обкома партии.

Меня утвердили в прежней должности заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации, и я по-прежнему отвечала за идеологическую работу на селе. И снова нас посылали в командировки во время различных кампаний, посевных ли, уборочных. Помню ещё одну небольшую стычку с Первым – из-за паров. Тогда из Москвы поступил приказ засевать все имеющиеся площади, ни в коем случае не оставлять землю отдыхать. Даже если нет удобрений, лучше получить маленький урожай, чем никакой. На посевную меня отправили в Качугский район с наказом: добиться, чтобы ни одно поле не осталось там незасеянным.

Зашла посоветоваться к нашим аграриям, и они разъяснили, насколько мне не повезло. Качугский район входит в зону рискованного земледелия. Почва промерзает в глубину больше чем на метр и не успевает оттаять к середине мая, когда в других местах уже рапортуют об окончании посевных работ. Посеешь позже – не успеют зерновые созреть, пойдут под снег. Поэтому традиционно там оставляют под парами почти четверть пашни, получая с них в будущем великолепный, практически вдвое больший от запланированного урожай.

И, действительно, в Качуге меня встретили заявлением, что не собираются с бухты-барахты ломать сложившийся севооборот. Мало ли что в Москве выдумают. Здесь вам не Украина и даже не юг родной области. В районе не хватит техники, людей и семян, чтобы без паров уложиться в агротехнические сроки.

Вернулась в Иркутск, захожу к Щетинину:

– В Качуге пары требуют!

– Прицепного инвентаря им не надо ещё? – с иронией спрашивает Семен Николаевич. – А ты сама-то понимаешь, что такое пары?

– Теперь понимаю.

– А раньше понимала?

– Нет, раньше не понимала.

– И они тебя, конечно, убедили, что без паров не смогут обойтись?

– Ну да, они сказали, что колхозы, которые нас не послушались, получили в прошлом году с паров такой урожай, что весь район обеспечили зерном для заготовок!

– А они тебе не сказали, каких трудов мне стоило это зерно от них получить? Зря, выходит, я на тебя понадеялся, думал, что всё-таки сумеешь настоять...

– Что же делать? – расстроилась я. – Сейчас засевать пары уже ведь поздно?

– Да уж, ничего теперь не поделаешь, не станем же мы самодурствовать ради нескольких цифр в отчёте. Да не расстраивайся ты так, Галина Ивановна, – обратил Семен Николаевич внимание на мой несчастный вид, – я им осенью напомню, как они ответственного сотрудника обкома партии до слёз довели, чтобы себе особый севооборот выторговать, сверх плана зерно повезут!

И, действительно, Качугский район в числе первых десяти сдал полностью хлеб государству. Я потом спрашивала у ребят из райкома, вспоминали при этом мой провал задания по ликвидации паров, или всё обошлось, так сказать, полюбовно. Они долго смеялись, а затем сказали, что то был не провал, а лучший тактический ход обкома за последние годы. Конечно, я немного обиделась, но потом тоже рассмеялась: насколько точно Семен Николаевич всё рассчитал!

... Да, и коров пришлось подоить «ответственному сотруднику» обкома партии, и траву подёргать с овощных полей. И целину поднимать. Область взамен затопленных водохранилищами пашен сотни тысяч гектаров у тайги и степей отвоевала за рекордные, опять же, сроки. Снова мы мотались в недельных командировках по хозяйствам.

Зато сколько радости было, когда иркутская целина стала давать самые высокие урожаи в стране, даже по сравнению с казахстанскими! А мне вручили медаль «За освоение целинных и залежных земель». В наградном отделе возражали, говорили, что в других краях и областях ни одного идеолога к этой медали не представлено, но Щетинин настоял. И вы знаете, есть у меня и орден, и с десяток ещё других медалей, но эта награда – «За освоение целинных и залежных земель» – самая памятная и дорогая.

Сколько живу, столько и вспоминаю Семена Николаевича добрым словом. «За всё в ответе» – это о нём, о Щетинине. Он своим примером показывал, каким мастером в любом деле, беззаветно преданным делу партии и народу, должен быть настоящий коммунист.

(«Семён Щетинин: от Донбасса до Байкала». М.: Вече, 2010)
ветераны, история, юбилей