Л. Кобякова. О русской сказке

Объём статьи не позволяет хоть сколько-нибудь полно представить этот жанр русской словесности, перед вами лишь несколько замечаний об особенностях его бытования, структуре, содержании, интерпретациях.



Не умеем беречь. И теперь книги скучают на полках библиотек и книжных магазинов. На улице часто слышим речь, по которой сразу и не поймешь, в какой стране, в какое время ты живешь. В школе на переменках и после неё – «птичий язык». Отсутствие речевого запаса, неумение выразить мысль, более того, использование исковерканных до неузнаваемости слов, типа хейтить (ненавидеть), флексить (хвалиться), рофлить (громко смеяться), личинус (ребенок), ЛП (лучшая подруга), МЧ (молодой человек), криповый (ужасный), вайб (настроение), байтить (провоцировать), варик (вариант) и т.д. По теме предмета два слова связать не умеют, а многие – писать сочинения и даже свободно читать. Плохо мы заботимся о сохранении того, что досталось в наследство.

А вот русская сказка могла бы в этом помочь! Она замечательный повод не только обратиться к народной мудрости, но рассказать детям о многих эпизодах Отечественной истории, которыми можно гордиться. Сказочные богатыри – вполне реальные люди, дни памяти которых мы отмечаем, например, Илья Муромец.

Но родители перед сном детям сказки не рассказывают – сами забыли. По ТВ нет ни одной специальной программы о русском Слове, благодаря которому и сформировался великий русский народ. Лишь в последнее время появились передачи, где можно встретить неравнодушных к этой теме людей. Но этого мало. В Сибири эти программы идут поздно по времени, почти ночью, а для детей – опять ничего.

А ведь речь – душа народа, язык – стержень нации, вопрос существования самого народа. «И нет у нас иного достоянья». Так где звучит эта речь?

Кладезь народной мудрости, источник, чистый, незамутненный, место, где свободно и вольно живет русская речь – народная сказка. Она как бы обозначает тысячелетнюю историю народа общими для него понятиями о добре и зле, ужасном и прекрасном. Единой ниточкой связывает поколения в общую родовую нить. Порвать её – потерять самоидентификацию, оказаться за чертой веками обжитого народом духовного пространства, стать людьми, не помнящими родства.

Дело в том, что первоначальное значение слова «сказка» было иным – запись с чьих-то слов о каком-либо событии, например, «Сказка о Победителе змея». Не сразу сказка приобрела то значение, к которому мы привыкли. Самый первый сборник русских сказок с целью «сохранить народа нашего древности» составил М.Д. Чулков, который назвал его «собранием истинных древних легенд и преданий» (опубликован в 1778 г.). Там информация об именах героев, их подвигах, о том, кто основал те или иные города, кто в них правил. Дается точная географическая привязка. Факты легко проверяются легендами и преданиями.

Рассказы о чудесных явлениях природы или духа человеческого не были столь далеки от правды. Когда-то человек имел такие возможности, о которых мы теперь читаем с недоверием, относим к разряду выдумок экстрасенсов. Из этого ряда рассказы о ковре-самолете, о великанах в три и больше метров высотой или о стенах, через которые можно пройти на раз!

Сказкой называли также документ, отчет первооткрывателей новых земель: «Скаска о землях…» В 1649 г. в царском Указе говорится, что «сказки сказывают небывалые». Казаки-первопроходцы докладывали о невероятных богатствах сибирской земли, в которые трудно было поверить. Соболя сами прыгали в мешок, а пудовые рыбины гребли из проруби лопатами, чему, кстати, есть свидетельства – в морозные зимы реки промерзали до дна, оставляя рыб без воздуха. Фантазии русскому человеку не занимать, но такого богатства они и на самом деле не видели.

Сибирские земли, замечу, русские люди осваивали на протяжении веков задолго до Ермака, который лишь способствовал вхождению их с состав русского государства. «По щучьему велению, по моему хотению…» – из этой области. Вспомним, как описывал свой Архангельский край, из городов и поселков которого (Архангельска, Сольвычегодска, Мезени, Каргополя) шло продвижение русских к Восточному океану, сказочник Степан Писахов: «Семга да треска ловятся, сами потрошатся, сами солятся, сами в бочки ложатся. Рыбаки только бочки порозны к берегу подкатывают да днища заколачивают. А котора рыба побойче – выпотрошится да в пирог завернется. Семга да палтусина ловче всех рыб в пирог заворачиваются. Хозяйки только маслом смазывают да в печку подсаживают» («Не любо – не слушай»).

Со временем сказка стала обозначать занимательный или нравоучительный рассказ фантастического характера, но установка на достоверность повествования сохранилась. Веками выработаны приемы составления сказок. Начинаются с присказки, после нее идет особый зачин, к примеру: «Жили-были старик со старухой…» Или: «В некотором царстве, в некотором государстве…» Нередки паузы: «Скоро сказка сказывается – не скоро дело делается». Часто используется прием троекратного повторения хода действий. Концовка: «Стали жить-поживать да добра наживать». При всей схожести композиций одна сказка редко бывает похожа на другую.

Сказочники были и в каждом зажиточном доме. Л.Н. Толстой вспоминал о дворовом сказочнике. В городских и крестьянских дворах сказочники были самые уважаемые люди. В зимние вечера любимое развлечение – послушать сказки. Молодежь на посиделках, солдаты в казарме, матросы на корабле, ямщики на почтовых станциях, скоморохи…

В каждой сибирской деревне были свои сказочники, и на зимних посиделках всегда находился рассказчик! Потому и сибирские крестьяне свободны в своих суждениях (правда, в Сибири не было крепостного права), за словом в карман не полезут, легко пересыпают свою речь шутками, пословицами и поговорками. Откуда такая популярность сказки? Ведь, на первый взгляд, сюжеты просты, бесхитростны.

Дело в том, что главное, как отметила еще 200 лет назад иркутская писательница Е.А. Авдеева-Полевая, состояло не самом сюжете, а в «сказывании», при котором важен не только текст, но и тембр голоса, ритм повествования, повторы, отступления, жесты, непринужденное общение со слушателем. Заметим, рассказчик был свободен в своем высказывании. Его никто не контролировал, не ограничивал – и русская речь лилась как полноводная река с ее разноцветьем каменьев на глубинном течении и игривостью волны под солнечным лучом.

Полно и ярко выражалась русская речь в сказках! В старину они не читались – исполнялись. Сюжет удлинялся в несколько раз шутками да прибаутками, присказками да отступлениями. К примеру, если упоминался солдат, то тут же вставлялась история про него, которая могла быть в реальной жизни или была в другой сказке. Эти рассказчики, по словам Е.А. Авдеевой-Полевой, «умели повторять старое со множеством шуток, прибауток, вставных выражений и притом с какой-то весёлостью, с каким-то удальством, которые развеселяли и заставляли хохотать слушателей». Иногда «прибавлялись несколько нравоучений в русском духе сказанных, и такая вставка только разнообразила главный рассказ… Мне кажется, занимательность и прелесть русских сказок зависела больше от искусства рассказчика, нежели чем от самого содержания их».

«Многие из старых людей были мастера прибавлять ко всякой речи какую-нибудь поговорку или прибаутку, и здесь-то, мне кажется, надобно искать настоящей игривости русского ума. Если в разговоре встречалось, например, слово о косе, то старик немедленно прибавлял: «русая коса до шелкова пояса». О хозяине и хозяйке: «хозяин в дому, как медведь в бору», а хозяюшка в дому, как оладья в меду». Постоянно употреблялись: «очи сокольи», «брови собольи, грудь лебединая, а походка павлинная; «милости просим хлеба-соли откушать, лебедя порушать». К девушкам он обращался так: «Ой вы, красны девицы, пирожные мастерицы, горшечные пагубницы!»

Писательница приводит один пример вступления к сказке: «Поместье у меня большое, заведение знатное: деревня в семи кирпичах построена, рогатого скота петух да курица, а медной посуды крест да пуговица. Дедушка мой жил в богатстве, и мы с ним вместе варили пиво к батюшкину рождению, варили семь дней и наварили сорок бочек жижи да жижи, а сорок бочек воды да воды. Хлеба разного пошло семь зерен ячменю да три ростка солоду, а хмель позади избы рос. Проголодался я, добрый молодец, и свинья по двору ходит така жирная, что идет, а кости стучат, как в мешке. Хотел я отрезать о нее жиру кусок, да ножика не нашел, так и спать лёг. Встал рано, захотелось жевать пуще прежнего. Пошел, взял кусочек хлебца, хотел помочить в воде, да он в ведро не пролез: сухой и съел». Замечу, Екатерина Алексеевна в Иркутске записала целый ряд сказок, и они вошли в энциклопедию детских сказок в ее варианте.

Так же весело рассказывается история приключений сынка в сказке «Потороча – одна нога другой короче», записанная на магнитофонную ленту сибирским фольклористом В.П. Зиновьевым и его студентом А. Куксой в 1970-е гг. «Жили старик со старухой. У них детей не было. Они наварили каши четверик с восьмухой, стали мять – потянуло фунтов пять, стали весить вытянуло десять. Они все это сложили в горшок и повесили в мешок, под крышу. Там долго ли, мало ли это все кисло. И у них вышел ребенок маленький. Сам был с ноготь, а борода с локоть. Они его назвали Поторочей – у него одна нога была короче. Вот старик и говорит: – Ты, мать, накорми детенка-то! Она стала блины пекчи. Блин испечет, пока другой нальет, а того уж нету – он и завернет да за бороду кладет. У него борода была. Вот второй опять испекла – он завернул да за бороду положил. Наложил блинов за бороду и думат: «Хватит мне дойти до городу?»

Но вот Потороча пошел за плугом, пока отец отдыхал. Увидели проезжающие. – О, паря, каки хороши кони – одне ходят! Вот бы нам тюки возить! – А старик и говорит: – Да вы чё, это же мой сын за плугом-то ходит. – Да ты нам его продай». Ну а далее пошли приключения, которые устраивал сообразительный и ловкий Потороча на пользу своей семьи. Рассказчик свободно владеет своей речью, словоохотлив, остроумен. Кто же откажется выслушать такую забавную и поучительную историю?

Мой собственный опыт лишь укрепил меня в мысли, как важно уже раннем детстве слушать (не читать!) русские сказки. Много лет назад меня попросили пожить в Порту Байкал около двух недель с девочкой Ингой лет пяти. Я тут же нашла нам работу – полоть грядки. Как-то быстро пришло решение еще и сказки сочинять. Первый день это делала я, на второй Инга мне уже охотно помогала. А на третий я слушала её первые сказки! Да так увлеклись! Когда она научилась писать, все сказки печатными буквами были записаны. Тетрадь хранится у её мамы, а Инга стала первоклассным филологом, учителем-исследователем.

Сказка, рассказанная перед сном папой своему 7-летнему сыну, пытавшему начать курить, перевернула сознание мальчика. А.П. Чехов нашел для своего старшего героя и сюжет, и нужные слова, и правильную интонацию («Дома»). Жаль, нет теперь сказочников (непременно мудрого старичка!), который хоть в детский час на ТВ (радиоточек сейчас практически нет) мог бы увлеченно со всеми атрибутами сказки рассказывать детям известные или теперь вымышленные истории о прошлом нашей страны и настоящем. Сказки востребованы сегодня как никогда! Вспомним, с каким восторгом ребятишки, да и взрослые, рассказывали о своих впечатлениях от просмотра современных фильмов «Чебурашка», «Конек-горбунок», «По щучьему велению»!

Сказка – ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок. Из-за этого её свойства русская сказка в пору не только семилетнему герою А.П. Чехова, но и самым что ни есть взрослым и опытным читателям. Она как бы на вырост! И на каждый возраст есть своя сказка.

Прописные истины об основных правилах человеческого общежития предлагаются ненавязчиво, исподволь. Там мама не будет говорить, как в известном телевизионном ролике, каждое утро: «Петя, ты шапку надел!» Выводы сказка предлагает сделать самому слушателю, относится к нему с уважением. По своей сути сказка – это всегда диалог. Она предполагает живой отклик.

В сказках нередко появляются сцены обмана. Маленькому ребенку сказка объясняет, что обман и шутка не одно и то же. А ведь дети любят выдать свой обман за шутку. Лиса обманула гостя, выложив в тарелку угощенье, недоступное для клювика журавля. И следствие – месть: тот ставит на стол кувшин с угощеньем для лисы, в который ей никогда не попасть. «Во дает журавль!» – дунет в свой еще не сформировавшийся ус третьеклассник, прочитав, как он ответил на «гостеприимство» Лисы. И ушла Лиса ушла не солоно хлебавши. Вот такая природа сказки – вызывать эмоциональный отклик. В сибирском варианте сказки концовка: «Как аукнется – так и откликнется!» А другой читатель не согласится с таким выводом. А может, жадных, хитрых лечить добротой и щедростью? Сказка предлагает интерпретации.

Если в сказке Пушкина о попе и Балде появляется обман, надувательство одного героя другим, что, скажем, плохо, то автор уводит от примитивных оценок: хороший – плохой. Поп, «толоконный лоб», заслужил такой шутки или нет? Для рассказчика важно подчеркнуть находчивость, сообразительность работника попа. Там, где смех, нравоученья не работают. Почему Пушкин и написал в «Евгении Онегине»: «Делить со всяким можно смех».

А вот отсутствие сообразительности, находчивости, тупость уже наказуемы, правда, страдает при этом носитель этих черт. Колобка дети жалеют. Хвастун, конечно. А вообще кто запрещал ему думать, включать голову, которую так старательно старуха слепила из последней мучки – ведь по сусекам мела, по уголкам скребла. И вот тут включается интерпретатор-рассказчик. Колобок – неблагодарный блудный сынок или внезапно получивший свободу, глоток свежего воздуха искатель приключений? Погибает, не умея распорядиться свободой? Много свободы не бывает! – говорят. – Бывает! В голове одного читателя даже возникает мысль о том, что Колобок – это Луна, прошедшая свой запрограммированный лунный цикл.

«Медведь и лиса». На прогулке по лесу задумался медведь и открыл рот, может, зевнуть захотел. Летел такой же задумчивый тетерев и влетел медведю прямо в рот. Вот так удача! Как окажется, не для медведя, т.к. мимо пробегала кума Лиса Патрикеевна. «Спрашивает: – Мишенька, скажи-ка мне, я чё-то не пойму никак, откуда ветер дует? А ему, толстопятому дураку, надо бы ответить, что с севера, – он бы ишо крепче зубы-то прижал. – С севера, – вот так. А он сказал: – С запада! – Рот-то разинул, тетерева выпала, лиса схватила ее и только тут и была. Схватила и убежала». Как тут не вспомнить сказку В. Гаршина «Лягушка-путешественница», басню И. Крылова «Ворона и Лисица».

В сибирской сказке часто медведь оказывается не на высоте. Например, «Медведь и бревно», «Мужик и медведь», «Вершки и корешки». Где ж ему сравняться с человеком! Посмеяться над ним или пожалеть? А сказка учит слушателя думать, поощряет находчивых и сообразительных героев. А вот если медведь на воровство и агрессию пошел, то наказание неминуемо («Медведь – липовая нога»). В этом преуспеют те, которым он насолил, да и рассказчик добавит. Шалость прощают, казнят за преступление. Прямо вечная тема: преступление и наказание. Медведь оказывается в подполье, которое открыли для него как ловушку хозяева, а потом появится и медвежья шкура на полу… Жестко, но справедливо. Вообще справедливость – еще одна важная тема русских сказок.

За обман и жестокость наказана любимица хозяина Коза-борза в одноименной сказке. Решил старик наказать врунью, но та сумела сбежать. Заняла «балагашек», это была заячья избушка. И никто ее не может выгнать – ни Лиса, ни Волк. Но вот по воду пришла хозяйка, а с нею петух. Жалуется заяц: – Ой, Петр Петрович Петухов! Кто-то в избушке поселился, и вот ходю всю зимочку, плачу. Помог Петя! Пришла дерзкой расплата. Упала с печи, разбилась об лед… Шкуру ободрали, на пол постлали.

«Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина. О чем она? О непомерной страсти к потреблению, а потом и к власти? Владычицей морской захотелось стать, иметь в услужении того, кто всё ей дал. Она и своему мужу отводит самую низшую должность при дворе, тем самым унижая его. Старуха не оценила его заботу. Беспредельная жадность и высокомерие наказуемы! А можно и не так прочесть. Корыто последнее разбито, ветхая лачуга разваливается, старик пытается изменить жизнь, воспользовавшись помощью золотой рыбки. Идет и снова идет, униженно просит. Может, эта сказка о человеческой доброте, бескорыстии, любви, наконец. Или о человеческой неблагодарности?

Почти каждая сказка – загадка. Или вот, казалось бы, самая бесхитростная история о Курочке Рябе и снесенном ею яичке. А сколько вариантов написания и расшифровок! В одной сказке Ряба приносит простое яичко, мышка разбивает – горе старикам, все вокруг ломается, рушится… Ряба ничего не обещает. Во втором Курочка сносит золотое яичко, но и его разбивает мышка. Обещает принести второе золотое. В третьем варианте первое яйцо было золотое, а Ряба обещает снести простое. Что здесь зашифровано? История человеческого развития, судьба России, мифологические представления о мире, языческие и христианские символы? Яйцо – сказочный образ. Там находится игла, а значит, смерть Кащея Бессмертного. Отсюда же философский вопрос: что раньше появилось – яйцо или курица? В мифах яйцо – раньше. Почему говорят: яйца курицу не учат.

Большинство древних сказок создано до принятия Христианства на Руси. Думали над их вариантами сам собиратель сказок А.Н. Афанасьев, педагог К.Д. Ушинский, А.Н. Толстой, многие другие.

Иносказание – мудрость поколений. Сокровенные смыслы ищут и находят читатели и в «Сказке о спящей царевне и семи богатырях», и в «Сказке о царе Салтане», и в «Руслане и Людмиле», и во многих других. Сказка, на мой взгляд, сродни русской матрешке. Доберешься до авторского замысла, когда проверишь все гипотезы, попытаешься, как в сказке, найти «иглу в яйце, яйцо в утке, утку в зайце, зайца в сундуке…». Сказки учат думать, искать ответы на вопросы.

А теперь представьте, каким мог бы быть интересным урок по литературе, если бы интерпретировали текст ученики старших классов, среди которых есть образованные ребята. Невозможен был бы такой диалог журналиста и молодого человека: – Какая последняя буква в Алфавите? Ответ: – Буква «Т».

Лилия КОБЯКОВА
Газета «Русский Лад в Иркутской области»
культура, общество, Русский лад